Гайдзин. Том 2 - Джеймс Клавелл

– Подождите, Фурансу-сан, подождите, не здесь, сегодня…

Как взволнованная школьница, она оттолкнулась от него, поднялась на ноги и направилась в спальню с ее единственной лампой, чтобы по обыкновению потушить ее и лишь потом, когда она приготовится в темноте, пригласить его войти. Но сегодня она остановилась на пороге, оперлась рукой о стойку, чтобы не потерять равновесия, и повернулась к нему; глаза ее горели.

– Фурансу-сан.

Не сводя с него взгляда, она принялась напевать про себя, вынимая из волос длинные заколки, пока черная волна не сбежала вниз до пояса. Теперь она распустила оби и дала ему упасть. Короткий смешок. Затем кимоно, оно тоже соскользнуло на пол. В один миг у него захватило дух, и он застыл пораженный. Золото ее нижнего кимоно мерцало в пламени свечей, прозрачный шелк одновременно и обнажал, и прятал. Снова кончик ее языка пробежал по губам. Она кокетливо развязала завязки и позволила нижнему кимоно слегка приоткрыться. Под ним не было никакой одежды. Только узкая полоска ее тела стала видна, от шеи до крошечной ступни. И все это время с губ не сходила та же загадочная улыбка, глаза манили, принуждая его ждать, обещая и мучая. Ветер застучал дверью-сёдзи, но они не услышали этого.

Его сердце никогда не колотилось так сильно. Он заставил себя оставаться на месте. Теперь он мог видеть, как вздымается и опускается ее грудь, как напряглись под шелком соски ее маленьких грудей. Когда ожидание стало невыносимым, он поднялся и шагнул к ней. Его руки были нежны, и он вложил в поцелуй всю глубину страсти, на какую был способен. Он стоял рядом с ней, высокий и сильный, и она обмякла в его объятиях. Легко подняв ее на руки, он положил ее на футоны в спальне и сорвал с себя одежду. И опустился рядом с ней на колени, в экстазе глядя на нее в мягком свете.

– Je t'aime, je t'aime.

– Посмотрите, Фурансу-сан, – сказала она, лежа перед ним с милой улыбкой. Ее пальцы показывали на внутреннюю поверхность бедра. Какое-то мгновение он не понимал, о чем она. Потом заметил красное пятно. Сердце едва не выпрыгнуло из его груди, рот наполнился желчью. – Посмотрите, – повторила она, так тихо, все с той же улыбкой, глаза такие темные в скудном свете. – Это началось.

– Это… это нет ничего, – произнес он, задыхаясь. – Ничего.

– Это все. – Она посмотрела ему в лицо. – Пожалуйста, дайте мне нож.

Его голова дернулась назад, глаза перестали видеть что-нибудь, кроме язвы, заполнившей собой весь мир. Сделав неимоверное усилие, он потряс головой, чтобы прогнать наваждение. И заставил глаза смотреть. Но это не прогнало изо рта мерзкий, тошнотворно кислый привкус.

– Пустяки, это просто… это пустяки, совсем даже не о чем говорить, – проскрипел он. Чем внимательнее он всматривался, тем менее страшным казалось ему это пятно. – Это просто потертость, только и всего.

– Пожалуйста? Вы должны говорить по-японски, Фурансу-сан, прошу прощения.

– Это… это нет болезнь. Не это. Просто… просто тугая повязка на бедрах, ничего не волноваться. – Он протянул руку, чтобы накрыть ее и задуть лампу, но она остановила его. Мягко.

– Прошу прощения, это началось. Пожалуйста. Дайте мне нож.

Как всегда, его нож был в ножнах, висевших на ремне. Как всегда. Вместе с одеждой, грудой лежавшей сейчас позади него.

– Нет, пожалуйста, Хинодэ, не надо нож, нож плохо, не нужно нож. Это… это пятно ничего.

Сквозь свой кошмар он видел, как она слегка покачала головой и повторила свою просьбу, ставшую теперь приказанием. У него задрожали руки и ноги, голова начала непроизвольно подергиваться, он не мог остановить эту дрожь, как не мог остановить бессвязного бормотания на японском и французском, которое сплошным потоком изливалась из него, прося, умоляя, объясняя, что это всего лишь маленькое пятнышко, ничего больше, хотя он и знал, что это не так. Болезнь началась. Она была права. Это началось, началось. Волна горечи подкатила к самому горлу. Он едва сумел остановить рвоту, бормоча без остановки.

Она не прерывала его, хуже, просто лежала и терпеливо ждала, когда припадок пройдет. Тогда будет какое-то решение.

Он сказал умоляющим голосом:

– Послушайте, Хинодэ, пожалуйста, нет нож. Пожалуйста. Не могу… Это… это ничего. Скоро проходить. Смотрите я, смотрите! – Он в отчаянии ткнул в себя пальцем. – Ничего, нигде. Этот маленький, скоро проходить. Нет нож. Мы жить. Нет бояться. Счастливый. Да?

Он увидел, как по ее лицу промелькнула тень, ее пальцы снова коснулись язвы, и опять он услышал то же монотонное «Это началось».

Он нацепил улыбку, но не знал, как уродливо она выглядит, и сколько он ни уговаривал, ни хитрил, ни изворачивался, она продолжала задавать один и тот же вопрос, тихо, мягко, вежливо, выводя его из себя все больше и больше, пока он не почувствовал, что сейчас взорвется.

– Это ничего, – хрипло произнес он. – Понимаешь?

– Да, я понимаю. Но это началась. Neh?

Он уставился на нее со злобным лицом, потом его ярость прорвалась наружу и он закричал:

– Ради Христа Спасителя, да! Да, ДА! Хай!

Посреди пронзительного молчания она сказала:

– Благодарю вас, Фурансу-сан. Тогда, пожалуйста, раз вы согласились, что это началось, пожалуйста, как вы обещали, дайте мне нож.

Его глаза налились кровью, в уголках рта выступила пена, пот катил градом, и он был близок к безумию. Рот открылся, и этот рот с непреложностью произнес то, что он всегда знал, что он произнесет:

– Нет нож. Киндзиру! Запрещается! Не могу. Нельзя. Вы слишком ценность. Запрещается. Нет нож.

– Вы отказываетесь? – Тот же мягкий тон, никакой перемены в лице.

– Хинодэ, вы солнце, мое солнце, моя луна. Не могу. Не хочу. Никогда, никогда, никогда. Запрещается. Вы оставаться. Пожалуйста. Je t'aime.

– Пожалуйста, нож.

– Нет.

Долгий вздох. Хинодэ покорно поклонилась ему, свет внутри нее потух, она принесла два полотенца, влажное и сухое, и опустилась на колени рядом с постелью.

– Вот, господин.

С хмурым, покрытым потом лицом он смотрел на нее.

– Ты согласна?

– Да, я согласна. Если таково ваше желание.

Он схватил ее за руку. Она оставила ее безжизненно лежать в его руке.

– Правда, согласна?

– Если вы этого желаете. Как вам угодно, – ответила она, но с печалью в голосе.

– Нет просить нож, больше никогда?

– Я согласна. С этим покончено, Фурансу-сан, если таково ваше желание. – Голос звучал нежно, лицо было спокойным, оно стало другим и при этом осталось прежним, тень печали легла на него. – Пожалуйста, теперь довольно. Все кончено. Я обещаю, что больше никогда не попрошу, пожалуйста, извините меня.